О т   п е р е в о д ч и к а

            Придерживаясь той точки зрения, что любой перевод — сам по себе толкование (и представленный здесь — ни в коей мере не исключение :), переводчик в идеале почёл бы за благо воздержаться от "толкования на толкование" и, ограничившись и так, вероятно, несколько громоздкими, хотя, возможно, всё же необходимыми кому-то из пристальных читателей подстрочными примечаниями, здесь хотел бы предложить Вашему вниманию просто некоторые мысли, пришедшие ему в голову в процессе работы над текстом Лао-цзы. Мысли, которые, как он полагает, были бы любопытны ему самому, окажись сам он в роли читателя, предварив это всё краткой информацией об авторе "Даодэцзина", Преподобном, как сказали бы в православии, Перводаосе Лао-цзы.

  1. Об авторе "Даодэцзина"
             Лао-цзы — человек-книга, ибо сочетание этих двух иероглифов, буквально означающее Старец-Младенец, Старец-Учитель, — не имя, а скорее, выражаясь современно, авторский псевдоним, или, что более точно, — имя почётное, но при этом — ещё и  второе (или первое?) название самого текста, с одним из русскоязычных вариантов которого Вы могли ознакомиться чуть выше. Собственное же имя Лао-цзы — Ли Эр, а варианты имён, встречающиеся в разных источниках, — Лао Дань, Ли Бо-янь или просто Лао, но, как правило, с добавкой уважительного эпитета, например — цзюнь Лао, т. е. владыка Лао, и т. п.
            Он, вероятно, был одним из первых древнекитайских Мастеров-Учителей, залагавших традицию Анонимно-Небытийного образа жизни в миру Бытийном, для чего прибегавших к многократной смене имён и периодически исчезавших, уходя в аскезу и медитацию, из поля зрения современников, вплоть до анонимности последнего Ухода в Изначальное Небытие или, как это сказано о самом Лао-цзы, — ухода на Запад.
            В гл. 63 "Исторических записей" отца китайской историографии Сыма Цяня (II в. до н.э.) среди прочего упоминается, что некоторое время в миру человек по имени Лао Дань служил историографом-архивариусом (т. е. летописцем и хранителем архива) при дворе династии Чжоу. При этом самый ранний из известных на сегодня списков "Даодэцзина" датируется II-м веком до н. э., тогда как Сыма Цянь указывает и единственную более-менее (большинство исследователей полагают, что — менее) достоверную дату, касающуюся жизни Лао-цзы: год его рождения — 604 г. до н. э.
            Заканчивая на этом по необходимости краткую фактографическую часть послесловия, переводчик переходит к изложению собственных, на свой страх и риск выстроенных, домыслов и соображений, так или иначе базирующихся на приведенном выше переводе- толковании.

2. О Пути Учителя Лао
            Итак, вопрос первый, распадающийся на три собственно подвопроса:
                а) почему Учитель Лао, исповедовавший Учение Бессловесное о прибыльности Не-влияния, прибегнул к словесному (т. е. влияющему) способу "передачи Знания" или распространения Учения?
                b) что побудило его, согласно преданию, покидая пределы царства Цинь (т. е. тогдашнего Китая), перед своим окончательным уходом на Запад оставить, записав (или продиктовав) по просьбе (или самостоятельно?) начальника пограничной заставы Ханьгугуань текст, названный позднее "Даодэцзином"?
                 c) кому (или — чему), наконец, мы должны быть обязаны тем, что Первоучитель однажды всё же отступил от одного из важнейших принципов  своего Учения, благодаря чему мы сейчас и имеем "Канон Дао и Дэ".
             Ответ, вытекающий из перевода и подтверждаемый всей историей Учений древнего Китая, прост и очевиден: Конфуцию — как личности и конфуцианству — как явлению.
             Судя по всему, Лао Дань покидал современный ему Китай в период всё более широкого и мощного распространения конфуцианства (по сведениям из разных источников он, к слову, был старшим современником Конфуция, обращавшегося, к тому же, минимум — однажды к нему за советом), убедившись в невозможности противостоять, соперничая, индивидуальным личным примером "укоренению" в государстве популярного среди "власть имущих", но во многом полярного ему по своим принципам и методам Учения Великого Кун Фу-цзы, проповедовавшего мирской (читай — земной) Путь (Дао) "выправления" человека и государства. Так, вероятно, и возник этот текст, в котором Великий Лао изложил свои рекомендации "имеющим подчиненных" по достижению, в частности, Порядка-Правильности в государстве и — Гармонии в Человеке и Поднебесной в целом. А посему — будем же благодарны Конфуцию и его ученикам (и в частности, видимо, — любимейшему из них: Цзэн-цзы, кому приписывается авторство неоднократно косвенно упоминаемого в "Даодэцзине"  текста "Великое Учение") хотя бы за это, но не забывая и того, что именно благодаря им  Дао-Инь-Учение Лао-цзы обрело на Земле своё неотъемлемое гармоническое дополнение в виде Дао-Ян-Учения Кун-цзы, хотя, как это часто происходило и происходит не только в истории Китая, и в тот раз Великая Гармония осталась недостигнутой не только на уровне Поднебесной, но и в пределах одного "отдельно взятого государства".
             Вопрос второй, по видимости — куда более простой, но тем не менее всё же упорно "расслаивающийся" в трактовке переводчика:
                 Почему Лао-цзы ушёл именно "на Запад"?
             Или, иначе говоря:
                Куда именно и с какой целью (по-человечески предположив всё же её наличие) ушёл Великий Перводаос, провозгласивший буквально перед самым этим уходом: "Чем дальше выходишь <читай — в мир, из Себя> — тем меньше ведаешь"?
             Доверившись пространственно-географической достоверности самого факта "ухода на Запад" и адекватности оригиналу двух ведических терминов прилагаемого перевода*...
_____________________________
   * См. примечания к IV и XXXII.

             (Дополнительный, неразрывно связанный с этим вопрос:
                 "Откуда взяться в тексте даоса Лао-цзы терминам, толкуемым в Большом китайско-русском словаре как "будд.<-истские>", но по сути своей ведическим (т. е. несравнимо более древним, чем учение Бодхидхармы)?" —
             легко снимается, если вспомнить, доверившись и на этот раз Сыма Цяню, о службе некоего Лао Даня в одном из хранилищ Знания древнего Китая, где вполне могли оказаться представленными в том или ином виде (в оригинале либо в переводах, более или менее фрагментарно) те или иные Ведические тексты, не исключая при этом и возможности общения мудрого архивариуса с пришлыми с Запада бродячими Учителями. Да и, забегая чуть вперёд, спросим себя ещё об одном:
             Пожилой, судя по всему, но, вероятно, всё ещё полный внутренних сил Старец-Младенец уходил, "эмигрируя", в Гималаи (т. е. в те области Поднебесной, где по-китайски практически не говорили и не писали) вовсе "без языка", либо — зная уже санскрит (или его письменный — так называемый "ведический" — вариант), принятый там?
             При этом, разумеется, вовсе не стоит исключать, во-первых, наличие у Великого Даоса способности к так называемым внеязыковым или внечувственным способам общения, а во-вторых (что, заметим, не менее вероятно) — и того, что автор "Даодэцзина" мог и сам, независимо от Вед, прийти к сходной с ведической концепции Мироздания.)
             Но как бы то ни было, а приняв два исходных факта рассуждения просто за данность, мы опять, как и в предыдущем случае, получаем краткий и ясный в своей определённости ответ:
             Уходя на Запад, Учитель Лао уходил, говоря современно, в Индию, на родину Брахманов, Риши и Гуру, к прародине большинства широко распространённых ныне не только на Дальнем Востоке Духовных Учений... Зачем? Прикоснуться ли к Истокам, обрести ли Учителя, отыскать ли то самое "малое государство", которому посвящена предпоследняя главка-строфа* его единственного (и опять вопрос: единственного — из дошедших до нас? не будем забывать: мы доверились информации о том, что в миру Лао Дань был еще и историографом) труда? Бог весть... Но, опять же, как бы там ни было, а сами эти вопросы, если всё же допустить их правомерность и — главное — корректность, представляются переводчику вполне естественными и ни в коей мере друг друга не исключающими, на чём здесь и остановимся.
_____________________________
   * Читателю, которому модель Идеального малого государства, описанная в этой главке, покажется слишком утопической, идеалистической и в целом — недостойной внимания, переводчик, ни на чём не настаивая, может просто порекомендовать ознакомиться с любопытной статьёй И. Мардова "Вавилонское грехопадение", опубликованной в журнале "Наука и религия" № 5, 1991 г. и посвященной нетрадиционному прочтению нескольких стихов Ветхого Завета, а также  вытекающим из этого выводам, далеко выходящим за пределы собственно библейского текста.

3. О названии
              В процессе работы над переводом, как это обычно и бывает, переводчик встречал у других и изобретал сам различные варианты перевода названия тринома "Даодэцзин": от традиционно-нейтрального  ("Книга о Дао и Дэ") до наивно-неуклюжего ("Книга о Пути и Шаге"), сознавая при этом, что ни одно из них нисколько не отражает содержания самого текста. При этом существует древняя традиция оставлять названия сакральных книг без перевода, просто транскрибируя их кириллицей ("Авеста", "Упанишады", "Махабхарата", "Талмуд", "Библия", "Коран"...). Но "Даодэцзин", как представилось в итоге переводчику, книга в этом смысле особая, ибо, в отличие от прочих, её название имеет по меньшей мере два абсолютно беспрецедентных "титульных" эквивалента в других языках: индо-английский ("The Absolut and Manifestation") и старославянский ("Слово о Законе и Благодати"). И если первый из них, служащий заглавием одной из многочисленных работ великого индуиста Свами Вивекананды (1863 — 1902), по причинам чисто языковым и хронологическим (Вивекананда наверняка был хотя бы поверхностно знаком с "Даодэцзином") останется здесь лишь упомянутым, то на втором, являющемся "ключом" к ораторскому (как подчёркивают исследователи*) труду православного митрополита Киевского Илариона (XI в.), — не вдаваясь в глубокий сопоставительно-текстологический анализ, способный, в принципе, послужить темой особого научного исследования, — остановимся несколько подробнее.
_____________________________
   *См. "Слово о Законе и Благодати" митрополита Илариона: Сб. "Богословские труды", 28, М.: 1987, стр. 313—338, где приведен и новый перевод "Слова о Законе...", выполненный А. Белицкой.

             Во-первых, сам титул "Слово о Законе и Благодати" является буквальной (хотя и не вполне смысловой) "калькой" тринома "Даодэцзин". (Так, один из вполне логичных "рассудочно-уточнительных" вариантов перевода иероглифа Дао — именно Закон, причём не в юридическом, а в самом широком смысле этого ёмкого слова: Закон Сохранения Гармонии, тогда как однозначным славянским лексико-семантическим эквивалентом Дэ, встречающимся у разных переводчиков, служит Благодетель/Благодать, да и в самом тексте "Слова о Законе" (а точнее — его перевода на современный русский) сказано: "Прежде Закон, потом Благодать"*, а в "Основах Дао и Дэ" — "Дэ появляется после утраты Дао"**). Случайности? Но запомним, всё же, что их уже две, и, не нагромождая аргументы, просто отметим, что — по наблюдениям переводчика — параллель, приведенная в последних скобках, — не единственная.
_____________________________
   * "Богословские труды", 28, стр. 316, 7-й абз.
  ** См. XXXVIII.

             Во вторых же...
             Дело в том, что, как мы помним, собственное имя Лао-цзы — Ли Эр. Имя же автора "Слова о Законе" — Иларион.
             Вслушаемся: Ли-Эр, Ил-Ар...
             А если ещё взять и поменять местами две первые буквы любого из имён, то по поводу остающейся разницы можно будет, при желании, очень долго спорить:
                "Неубедительно",
                "Малоубедительно",
                "Маловероятно",
                "Невероятно",
                "Неимоверно",
                "Фантастично"
             и, наконец, —
                "Верю!"...
             Кстати, какое из этих слов больше нравится лично Вам?
             И... у Вас не возникло хотя бы крохотнейшего желания при всём этом улыбнуться? И даже не потому, что "Без смеха неполно служение Дао", но ведь и само имя Иларион происходит от греческого Hilarion, означающего "Весёлый", "Радостный". (Тогда как Ли по-китайски — просто "сливовое дерево", "слива".)*
_____________________________
   * Хотя, конечно же, не будем забывать и что всё, по видимости случайное, не случайно по сути.

             Что ещё сказать о славном Лао-цзы?
             Как и большинство Духовных Учителей, в этом мире он был и остаётся личностью скорее легендарной, чем реальной. Ни пространство, ни форма, ни время, как повествуют предания, были над ним не властны. Зачатый непорочно от Солнца (чья Ци, сконцентрировавшись в пятицветной жемчужине, оплодотворила его мать Сюань-мяо-юйнюй, жемчужину эту проглотившую), в мир он вышел из левого материнского подреберья, пробыв в утробе матери 81 год (вот и Старец-Младенец). Рождение это произошло под сливовым деревом (отсюда и родовая фамилия Ли). Прожил в Китае около 200 лет, после чего верхом на чёрном буйволе отбыл на Запад*.
_____________________________
   * В принципе, кроме всего прочего, для китайца этот фразеологический оборот ("отбыть на Запад") — эвфемизм, т. е. просто замена запретного для обыденного употребления глагола "умереть". Но в нашем случае Лао-цзы, по словам Сыма Цяня, отбывает на Запад верхом на чёрном буйволе, что уже к эвфемизмам, насколько известно переводчику, никакого отношения не имеет.

             Лао-цзы обожествлён даосами в начале новой эры, а в V—VI вв. возникла легенда о том, что, прибыв в Индию, он чудесным образом оплодотворил спящую мать принца Гаутамы и стал отцом Будды. Почитался как глава заклинателей, покровитель кузнецов, серебряных и золотых дел мастеров, точильщиков, изготовителей пиал и палочек для еды*...
_____________________________
   * Вся эта приведенная здесь перечислительно информация почерпнута переводчиком из более обстоятельной статьи о Лао-цзы Б. Л. Рифтина, помещённой во 2-ом томе энциклопедии "Мифы народов мира", М.: 1982.

             И, наконец, ещё одну из известных на сегодня легенд о Великом Лао переводчику довелось услышать в приватной беседе с одним из отечественных инструкторов по ушу, сообщившем, что Лао-цзы почитается также как основатель одного из "внутренних" стилей ушу — син'и-цюань.
             Кто знает...
             Ведь, как сказано было кем-то по несколько другому поводу, в восемьдесят одном чжане "Лао-цзы" есть всё. И если чего этой книге, кажется, недостаёт, так это — читателей. Хотя самой книги это не касается, ибо в ней есть и об этом ("Мои слова и понять — легко..."). Она поистине Самодостаточна, или, как говорится в "Основах...", — "неизбывно наполнена", подобно её создателю. (Отсюда, кстати, обманчивое впечатление "пустотности" её текста, наполняемого каждым переводчиком из "собственного сосуда".) А вот каждый из нас, людей, волен решать сам, чего же недостаёт лично ему: "своего" ли, чужого, тёмного ли, светлого, яркого или ясного... И одной из Книг-Откровений, способных помочь с ответом на этот Первый и Последний земной вопрос, была, есть и будет эта, возможно, самая краткая из них — "Даодэцзин" Лао-цзы.

Y u  K a n