<<   Предыдущая глава Оглавление  Следующая глава   >>
[Бенджамин Хофф
«ДАО ПУХА»
Глава 6]

ЩАСВИРНУС

Кролик несся по опушке Дремучего Леса, с каждой минутой все больше чувствуя важность своей задачи, и наконец он прибежал к дереву, в котором жил Кристофер Робин.

Он постучал в дверь.

Он два раза окликнул Кристофера Робина.

Потом он отошел немного назад и, заслонив лапкой глаза от солнца, закричал так, что его стало слышно на вершине дерева.

Потом он зашел с другой сторона и опять покричал: «Эй!» и «Слышишь?» и «Это Кролик!», но ничего не произошло. Тогда он замолчал и прислушался, и все замолчало и прислушалось вместе с ним, и в освещенном солнцем лесу стало тихо-тихо, и потом вдруг где-то в невообразимой вышине запел жаворонок.

— Обидно, — сказал Кролик, — он ушел.

Он снова повернулся к зеленой двери, просто так, для порядка, и уже собирался идти, чувствуя, что утро совершенно испорчено, как вдруг заметил на земле листок бумаги. В листке торчала булавка; очевидно, он упал с двери.

— Ага, — сказал Кролик, снова приходя в хорошее настроение. — Мне опять письмо!


Вот что там говорилось:


АТАШОЛ
ЩАСВИРНУС
ЗАНИТ
ЩАСВИРНУС
                      К.Р.

Кролик не знал, кто такой Щасвирнус — несмотря на то, что он сам такой же — поэтому он пошел спрашивать Сову. Сова тоже не знала. Но мне кажется, мы знаем. И еще мне кажется, много других людей тоже знают. Чжуан-цзы очень точно описал одного такого:


Жил-был человек, который не любил смотреть на свои следы и свою тень. Он решил сбежать от них и побежал. Но чем дальше он бежал, тем больше следов появлялось, а его тень не отставала от него ни на шаг. Думая, что он бежит слишком медленно, человек стал бежать все быстрее и быстрее, пока, наконец, не упал от истощения и не умер.

Если бы он оставался на месте, следов не было бы совсем. Если бы он отдыхал в тени, его тень исчезла бы.


Кажется, они встречаются везде, куда бы вы не пошли. Практически в любой солнечный день можно заметить стада пыхтящих Щасвирнусов, ломанувших через парк. Скажем, вы наслаждаетесь пикником на мягкой зеленой травке и вдруг, подняв глаза, обнаруживаете, что парочка из них только что затоптала ваш ланч.

Хотя, в основном, вы в безопасности среди деревьев и травы, так как Щасвирнусы их избегают. Вместо этого они предпочитают тащиться по асфальту и бетону, подражая тем недолговечным транспортным машинам, для которых эти жесткие поверхности и были сконструированы. Вдыхая ядовитые выхлопные газы от автомобилей, которые уворачиваются, чтобы их не сбить, Щасвирнусы заводят друг с другом болтовню о том, насколько лучше они себя чувствуют сейчас, выйдя на Свежий Воздух. И это у них называется Естественный Образ Жизни.

Щасвирнус всегда отчаянно активен. Если спросить у него про его хобби, он выдаст вам целый список спортивных занятий, вот, например:


— Прыжки с парашютом, теннис, бег трусцой, бадминтон, катание на лыжах, плавание и водные лыжи.

— И все?

— Ну, (отдуваясь, сопя и пыхтя) наверно все, — говорит Щасвирнус.

— А пробовал когда-нибудь устраивать гонки на машинах?

— Нет, я... нет, не пробовал.

— А как насчет схваток с аллигаторами?

— Нет... Но всегда хотел этим заняться.

— А вниз по лестнице на роликах?

— Нет, как-то не подумал.

— Но ты же сказал, что ты активен.

Тут Щасвирнус задумчиво произносит:

— Слушай, ты думаешь, что... со мной что-то нет так? Наверное, я теряю энергию.


Еще немного — и так оно и будет.

Щасвирнус-атлет — одна из многих типичных разновидностей — занят своей физической формой, как он выражается. Но по какой-то непонятной причине он рассматривает ее как нечто, что нужно долбить снаружи, а не выстраивать изнутри. Поэтому он путает физические упражнения с работой. Он работает на работе, он работает во время физических упражнений и даже, что случается довольно часто, он работает, когда играет. Работать, работать и еще раз работать! Столько работы и полное отсутствие игры превращают Щасвирнуса в скучнейшего парня. А если это продолжается достаточно долго, он становится трупом.


А вот и Кролик.

— Привет, Кролик. Что нового?

— Я только что от Совы, — сказал Кролик, слегка запыхавшись.

— Вот как? Тебя не было довольно долго.

— Да, в общем... Сова настояла на том, чтобы рассказать мне историю ее Великого Дяди Филберта.

— Ах, вот в чем дело!

— И кстати, Сова сказала, что тоже не видела Неотесанное Бревно, но что Ру, вероятно, с ним играет. Поэтому я забежал к Кенге, но никого не оказалось дома.

— Они в Лесу с Тигрой, тренируют прыжки, — сказал я.

— А, ну ладно, тогда я побегу, пожалуй.

— Тебе не обязательно уходить прямо сей...


Куда он помчался? Вот так всегда! Ни минуты покоя для Щасвирнуса.

Скажем так: Если хочешь быть здоровым, спокойным и довольным, просто смотри, что делает Щасвирнус, и делай наоборот. А вот еще один, ходит взад-вперед, нервно перебирая монеты в кармане и без конца поглядывая на часы. Он утомляет вас, даже когда вы просто смотрите на него. Хронический Щасвирнус, кажется, всегда должен куда-то спешить, по крайней мере на поверхностном, физическом уровне. Однако он никогда не ходит гулять, у него нет на это времени.


— Но беседа не состоялась, — сказал Иа. — Не было обмена мнениями. Ты сказал «Привет!» и помчался дальше. Пока я обдумывал свою реплику, твой хвост мелькнул шагов за сто отсюда на холме. Я хотел было сказать «Что? Что?» — но понял, конечно, что уже поздно.

— Ну, я очень спешил.

— Должен сперва говорить один, потом другой, — продолжал Иа. — По порядку. Иначе это нельзя назвать беседой. «Привет!» — «Что? Что?». На мой взгляд, такой обмен репликами ничего не дает. Особенно если когда приходит ваша очередь говорить, вы видите только хвост собеседника. И то еле-еле.


Щасвирнус, кажется, всегда В Бегах, всегда:


ОТОШЕЛ
СЕЙЧАС ВЕРНУСЬ
ЗАНЯТ
СЕЙЧАС ВЕРНУСЬ

или точнее:


ОТОЙДИ
СЕЙЧАС СКОНЧАЮСЬ
ТАК ЗАНЯТ
СЕЙЧАС СЛОМАЮСЬ

Щасвирнус всегда куда-то торопится — туда, где он еще не был. Куда угодно, лишь бы не туда, где он сейчас.


— Вот то-то и оно, — сказал Кролик. — Куда?

— Ну, может быть, он ищет что-нибудь?

— Что? — спросил Кролик.

— Я как раз собирался это сказать, — сказал Пух. Потом он добавил: — Ну, может быть, он ищет этого... этого...


Может быть, он ищет награды? Религии, науки и правила бизнеса наших Щасвирнусов изо всех сил пытаются убедить нас, что где-то там нас ожидает Великая Награда, и что всю свою жизнь мы должны работать, как ненормальные, чтобы заслужить ее. Будь она высоко в небе, или за очередной молекулой, или в кабинете начальника, она, почему-то, всегда остается на некотором расстоянии — на другом конце улицы, в другой части света, на обратной стороне луны, в иной галактике...


— Ой-ой-ой! — крикнул Пух, рухнув на пол.

— Вот что случается, когда засыпаешь на краешке стола, — сказал я. — Ты падаешь вниз.

— Это точно, — сказал Пух.

— А почему? — спросил я.

— Мне приснился ужасный сон, — сказал он.

— Да ну?

— Да. Я нашел бочку меда... — сказал он, протирая глаза.

— И что в этом такого ужасного? — спросил я.

— Она двигалась, — сказал Пух. — Это неправильно. Бочки с медом должны стоять на месте.

— Да, я знаю.

— Но как только я протягивал к ней лапу, она оказывалась где-то еще.

— Кошмар, — сказал я.

— Многим снятся кошмары, — добавил я ободряюще.

— Да-а? — сказал Пух. — Про Недосягаемую бочку меда?

— Что-то вроде, — сказал я. — Это обычное явление. Странно то, что некоторые так живут.

— Почему? — спросил Пух.

— Я не знаю, — сказал я. — Наверное, потому что так они могут Что-то Делать.

— Звучит совсем не весело, — сказал Пух.


Да уж, совсем не весело. Жизнь, все время обещающая: «За тем поворотом, еще один шаг», идет против естественного порядка вещей, и поэтому становится так трудно быть счастливым и хорошим, что только некоторым удается попасть туда, где бы они естественно оказались первым делом — к Счастью и Благополучию — в то время как остальные сдаются и падают у обочины, проклиная мир, который ни в чем не виноват, а наоборот, существует для того, чтобы указывать путь.

У тех, кто думает, что награда находится где-то за облаками...


— Всегда убегает молоко, — сказал Пух.

— Что-что?

— У них всегда убегает молоко, — сказал Пух.

— Э-э... да. И не только это...

— А вот и Кролик, — сказал Пух.

— Ах, вот вы где! — сказал Кролик.

— Мы здесь, — сказал Пух.

— Да, мы здесь, — сказал я.

— А ты там, — сказал Пух.

— Да, я здесь, — сказал Кролик нетерпеливо. — Прямо к делу. — Ру показал мне свой набор деревянных кубиков. Они все обтесанные и раскрашенные, и на них есть буквы.

— Вот как? — сказал я.

— В общем-то, я так и предполагал, — сказал Кролик, задумчиво теребя ус. — Итак, применяя метод исключения, получаем, что оно у Иа.

— Но, Кролик, — сказал я, — видишь ли...

— Да, — сказал Кролик. — Я увижу Иа и выясню, что он знает об этом — это, очевидно, следующий шаг.

— Уже ускакал, — сказал Пух.


Оглядываясь на несколько лет назад, мы видим, что первые Щасвирнусы в Америке, Пуритане, практически заработались до смерти, не получая ничего в награду за свои громадные усилия. Они фактически умирали от голода, пока мудрые обитатели этой земли не научили их некоторым вещам, позволяющим работать в гармонии с ритмами земли. Сейчас ты сажаешь растения; сейчас ты отдыхаешь. Сейчас ты обрабатываешь почву; сейчас ты оставляешь ее в покое. Пуритане никогда по-настоящему не понимали вторую часть, никогда в нее не верили. И вот, спустя два-три столетия насилия над когда-то изобильной землей и несколько лет опустошающего воздействия синтетических стимуляторов, мы получили яблоки со вкусом картона, апельсины со вкусом теннисных мячей и персики со вкусом подслащенного пенопласта — продукты земли, которой не позволяют отдыхать. Мы не должны жаловаться, но Это Так.


— Слушай, Пух, а почему ты ничем не занят? — сказал я.

— Потому что сегодня такой замечательный день, — сказал Пух.

— Да, но...

— Так зачем его портить? — сказал он.

— Но ты мог бы сделать что-то Важное, — сказал я.

— Я делаю, — сказал Пух.

— Да? Делаешь что?

— Слушаю, — сказал он.

— Слушаешь что?

— Слушаю птиц. И еще белку вон там.

— И что они говорят? — спросил я.

— Что сегодня замечательный день, — сказал Пух.

— Но ведь ты и так уже это знаешь, — сказал я.

— Да, но всегда приятно слышать. что кто-то еще думает также, — ответил он.

— Но ты бы мог вместо этого получать Образование, слушая Радио, — сказал я.

— Даже так?

— Конечно. А как еще ты узнаешь, что делается в мире? — сказал я.

— Выйду на улицу, — сказал Пух.

— Э-э... ну ладно... (Щелк) А теперь послушай вот это, Пух.

Тридцать тысяч человек погибло сегодня, когда пять воздушных лайнеров столкнулись над центральной частью Лос-Анджелеса... — произнесло Радио.

— И что ты узнал о мире из этого? — спросил Пух.

— Хм. Ты прав. (Щелк)

— А сейчас что говорят птицы? — спросил я.

— Что сегодня замечательный день, — сказал Пух.


Так оно и есть, даже если Щасвирнусы слишком заняты, чтобы наслаждаться им. И в завершение нашего объяснения такой занятости...


Твердолобые последователи вышеупомянутой религии Вечно-Занятых-Противников-Вечеринок не смогли понять красоту безбрежного леса и хрустальных вод, возникших перед ними на изумрудно-зеленом континенте Нового Света. Вместо этого они восприняли этот земной рай и людей, живущих в гармонии с ним, как что-то чужое и угрожающее, что-то, на что нужно напасть и завоевать, потому что оно стоит на пути к Великой Награде. А еще они совсем не любили петь...


— Что? — сказал Пух. — Совсем не пели?

— Пух, я пытаюсь закончить мысль. А в общем, ты прав. Совсем не пели. Они не любили петь.

— Так-так. Если они не любили петь, тогда как они относились к Медведям?

— Мне кажется, они их тоже не любили.

— Они не любили Медведей?

— Нет. Во всяком случае, не очень.

— Ни песен, ни Медведей... А что же они тогда любили?

— Я не думаю, что они хоть что-нибудь любили, Пух.

— Неудивительно, что здесь все так запутано — сплошной Конфуз, — сказал он.


Так вот, за Несчастным Пуританином пришел Неутомимый Пионер, а за ним — Одинокий Ковбой, всегда скачущий на закат, всегда ищущий чего-то. От таких вот неприкаянных, вечно недовольных предков произошел Щасвирнус, который, как и его праотцы, никогда по-настоящему не чувствовал себя дома на этой Дружелюбной Земле. Неподатливый агрессивный фанатик Щасвирнус просто слишком суров к себе, слишком суров к другим и слишком суров к миру, который героически пытается выжить, несмотря на то, что с ним творят.

Поэтому неудивительно, что Щасвирнус представляет себе прогресс как борьбу и преодоление. Таков уж склад его ума. Настоящий же прогресс предполагает рост и развитие, неизбежно связанные с внутренними изменениями, но косному Щасвирнусу это чуждо. Стремление к росту и развитию, присутствующее во всех формах жизни, толкуется извращенным умом Щасвирнуса как необходимость бесконечной борьбы за изменение всего (Трактор-Щасвирнус) и всех (Фанатик-Щасвирнус), исключая его самого, а также как необходимость совать свой нос в чужие дела, включая практически все формы жизни на земле. Более мудрые люди несколько сдерживали его поведение. Но, как и родители сверхактивных детей, мудрые обнаружили, что они не могут находиться во всех местах сразу. Нянчиться со Щасвирнусом тяжело до смерти.


— А вот снова Кролик, — сказал Пух, — и еще Иа.

— А, Кролик, — сказал я.

— И еще Иа, — сказал Иа.

— Я спросил Иа... — начал Кролик.

— Иа — это я, — сказал Иа.

— Да, я помню, — сказал я. — Я видел тебя прошлым летом, где-то на Болоте.

— На Болоте? — сказал Иа с негодованием. — Это не Болото. Это Топь.

— Топь, болото...

— А что такое Топь, — спросил Пух.

— Если у тебя промокли лодыжки — это Топь, — сказал Иа.

— А-а, понятно, — сказал Пух.

— А если, — продолжал Иа, — если ты увязаешь по горло, это Болото.

— Болото, как же, — добавил он горько. — Ха!

— Так вот, я спросил Иа, — сказал Кролик, — и он сказал, что не имеет ни малейшего представления, о чем идет речь.

— По-видимому, ни я один, — вставил Иа. — Ты тоже не имеешь ни малейшего представления. Ясно как день.

— Что же такое Неотесанное Бревно? — спросил Кролик.

— Это я, — сказал Пух.

Ты? — сказал Иа. — И я проделал весь этот путь сюда...

— Из Болота, — помог я.

— ... из Топи, только чтоб увидеть Пуха?

— Почему бы и нет? — спросил Пух.

— Подходящая вещь для Кролика, чтобы было чем заняться, — сказал Иа саркастически. — Лучше не придумаешь!


Так вот, одна вещь кажется нам несколько странной: почему, интересно, Общество Щасвирнусов, которое так боготворит энергию молодости, ее внешний облик и отношение к жизни, не придумало до сих пор ни одного эффективного способа их сохранения? И прямым тому доказательством служит все большая готовность положиться на неестественный Фальшивый Фасад — сомнительную помощь косметики и пластической хирургии. Напротив, оно изобрело бесчисленные способы того, как разрушить и уничтожить молодость. Те вредоносные действия, которые не являются частью поиска Великой Награды, объединяются по-видимому, под общим заголовком Экономии Времени.

Примером последнего может служить классический памятник Щасвирнусу: Стойка с Гамбургерами.

В Китае есть Чайный Дом. Во Франции — Придорожное Кафе. Практически в любой цивилизованной стране мира существует что-то подобное — место, куда люди приходят поесть, расслабиться и поговорить, не беспокоясь о том, сколько уже времени, и о том, что надо уходить, как только еда будет съедена. В Китае, например, Чайный Дом — это настоящее социальное учреждение. В любое время дня семьи, соседи и друзья заходят сюда, чтобы выпить чаю и перекусить. И они остаются здесь столько, сколько им хочется. Разговоры могут длиться часами. Было бы довольно странно назвать Чайный Дом непривилегированным соседским социальным клубом — звучит слишком уж по западному. Но так можно грубо описать часть его функций, по крайней мере с нашей склонной к классификациям точки зрения. «Ты чего-то стоишь. Расслабься и наслаждайся.» Таково послание Чайного Дома.

А каково послание Стойки с Гамбургерами? Очевидно таково: «Ты не в счет; поторапливайся.»

И не только это. Теперь каждый знает, что ужасная Стойка с Гамбургерами — это еще и надругательство над здоровьем посетителя. К сожалению, это не единственная вещь, поддерживаемая духом Экономии Времени. В список можно добавить Супермаркет, Микроволновую Печь, Атомную Электростанцию, Ядохимикаты и т.д.

Рассуждая логично, если бы все эти устройства для экономии времени его действительно экономили, у нас сейчас было бы времени больше, чем когда-либо за всю историю человечества. Но, как ни странно, у нас, кажется, времени меньше, чем даже пару лет назад. Как здорово на самом деле отправиться туда, где нет никаких экономящих время устройств, потому что когда вы туда попадаете, вы вдруг обнаруживаете, что у вас полно времени! В противном случае, вы слишком заняты, зарабатывая на машины для экономии вашего времени, которые должны позволить вам не работать так много.

Основная проблема с этой навязчивой идеей Экономии Времени очень проста: вы не можете экономить время. Вы можете только тратить его. Тратить умно или глупо. У Щасвирнуса, практически, нет времени вообще, потому что он слишком занят, тратя все время на попытки его же сэкономить. И пытаясь экономить каждую секунду, он заканчивает тем, что растрачивает все целиком.

Генри Дэйвид Торо так описал это в «Уолдене»:


Почему мы должны жить в такой спешке и разбазаривании жизни? Мы полны решимости умереть от голода еще до того, как захотим есть. Люди говорят, что один стежок, сделанный вовремя, стоит девяти, поэтому они делают тысячу стежков сегодня, чтобы завтра сэкономить девять тысяч.


Чтобы усилить контраст с разрушающим молодость Обществом Щасвирнусов, давайте вернемся ненадолго к даосизму. Одна из наиболее интригующих вещей в даосизме заключается в том, что он почитает не только старость и мудрость, но также и образ, называемый Нестареющий Бессмертный. Даосская традиция содержит немало захватывающих историй (выдумок) и рассказов (реальных фактов, приукрашенных, или наоборот) о тех, кто еще молодым раскрыл Секреты Жизни. И несмотря на то, что достигали они этого разными путями, результат был всегда один и тот же: долгая жизнь с внешностью, бодростью и энергией молодости.

Поэтому Даосские Бессмертные всех возрастов традиционно известны за свое молодое поведение, внешний вид и энергию. И это было не простым совпадением, а результатом даосских практик. В течении столетий в Китае средняя продолжительность жизни составляла не более сорока лет, а тяжело работающие крестьяне и распутные аристократы умирали еще раньше. Тем не менее, бесчисленные даосы доживали до восьмидесяти-девяноста лет, а были и такие, кто жил гораздо дольше. Вот один из наших самых любимых примеров.

В 1933 году газеты всего мира писали о кончине человека по имени Ли Чунг Юн. По официальным и неопровержимым данным китайского правительства, подтвержденным тщательным независимым расследованием, Ли родился в 1677 году. Когда ему было уже за двести, он прочитал двадцать восемь трехчасовых лекций о долгожительстве в китайском университете. Те, кому удалось увидеть его в то время, утверждают, что он выглядел на пятьдесят, с прямой спиной, здоровыми зубами и густыми волосами. Когда он умер, ему было двести пятьдесят шесть лет.

Когда Ли был ребенком, он ушел из дома, чтобы присоединиться к каким-то странствующим собирателям трав. В горах Китая он научился от них некоторым секретам земной медицины. Вдобавок к ежедневному употреблению всевозможных омолаживающих трав он практиковал даосские упражнения, считая, что упражнения. которые напрягают и утомляют ум и тело, укорачивают жизнь. Его любимым способом путешествия было то, что он называл «легкой прогулкой». Молодые люди, которые сопровождали его в этих прогулках в последние годы его жизни, не могли за ним угнаться, а он проходил с такой скоростью целые мили. Он советовал тем, кто заботился о крепком здоровье, »сидеть, как черепаха, ходить, как голубь и спать, как собака». Однако, когда его спрашивали о самом главном его секрете, он отвечал: «Внутренняя тишина».

Тут нелишне будет заглянуть в «Дом на Пуховой Опушке». Кристофер Робин только что задал Пуху вопрос:


— Пух, что ты любишь делать больше всего на свете?

— Ну, — ответил Пух, — я больше всего люблю...

И тут ему пришлось остановиться и подумать, потому что хотя кушать мед — очень приятное занятие, но есть такая минутка, как раз перед тем, как ты принимаешься за мед, когда еще приятнее, чем потом, когда ты уже ешь, но только Пух не знал, как эта минутка называется.


Мед, когда его ешь, уже не так вкусен; цель, когда она достигнута, уже не значит так много; награда, когда она получена, уже не так привлекательна. Если мы сложим все награды, которые мы получали в жизни, выйдет не так уж много. Но если мы сложим все промежутки между наградами, получится уже кое-что. А если мы сложим и награды, и промежутки, то получим все — каждую минуту потраченного нами времени. Что, если бы мы могли насладиться всем этим?

После того, как новогодние подарки открыты, они уже не доставляют столько радости, как тогда, когда их осматривали, поднимали, трясли, думали «а что же внутри?» и открывали. Через триста шестьдесят пять дней мы пробуем снова, и опять происходит тоже самое. Каждый раз, когда цель достигнута, она перестает быть такой завлекательной, и мы находим еще одну, потом еще, и еще.

Это не значит, что наши цели совсем не нужны. Они нужны в основном потому, что дают нам возможность участвовать в процессе их достижения, и именно сам процесс делает нас мудрее и счастливее. Если мы пытаемся противостоять естественному порядку вещей, мы становимся несчастными, злыми, сбитыми с толку и тому подобное. Цель должна нам подходить и быть полезной, чтобы обеспечить благотворный процесс. Но кроме этого, сам процесс тоже очень важен. Наслаждение процессом — вот секрет, который стирает миф о Великой Награде и Экономии Времени. Может быть, это поможет понять значение слова Дао, Путь, для повседневной жизни.

Как можно назвать мгновение перед тем, как мы начали есть мед? Некоторые назовут это предвкушением, но нам кажется, это больше, чем просто предвкушение. Мы бы назвали это осознаванием. Это когда мы счастливы и осознаем это, даже если всего лишь на мгновение. Наслаждаясь процессом, мы можем растянуть это осознавание настолько, что оно перестанет быть всего-лишь мгновением и станет самим процессом. Тогда мы сможем всегда радоваться. Прямо как Пух.


И еще он подумал, что быть с Кристофером Робином тоже очень приятное дело, и быть с Пятачком — это тоже очень приятное дело, и вот когда он это все обдумал, он сказал:

— Что я люблю больше всего на свете — это когда мы с Пятачком придем к тебе в гости и ты говоришь: «Ну как, не пора ли подкрепиться?», а я говорю: «Я бы не возражал, а ты как, Пятачок?», и день такой шумелочный, и все птицы поют.


Когда мы находим время, чтобы насладиться тем, что нас окружает и почувствовать благодарность за то, что мы живем, мы обнаруживаем, что у нас больше нет времени, чтобы быть Щасвирнусами. Но это и хорошо, потому что быть Щасвирнусами — это огромная потеря времени. Как писал поэт Лу Ю:


Облака над нами сходятся и расходятся,

Ветерок во дворе то уходит, то возвращается.

Жизнь такова, так почему бы не расслабиться?

Кто может помешать нам ею наслаждаться?


<<   Предыдущая глава Оглавление Следующая глава   >>

Hosted by uCoz